ГОЛОВНОЙ УБОР В АНСАМБЛЕ РУССКОГО ПРАЗДНИЧНОГО КРЕСТЬЯНСКОГО КОСТЮМА
(автор статьи И.В.Скворцова - кафедра искусствоведения Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии им. Штиглица. Научный руководитель - доктор философских наук, профессор Т. В. Горбунова)
"Крестьянский костюм всегда был носителем общего значения, освещенного народной традицией. Старинные обряды выступали здесь истоком, превращавшимся в полноводность праздничного многообразия. В каждом регионе и даже в отдельной местности сформировался особый, веками проверенный обычай формировать ансамбль праздничного костюма, где каждая составляющая могла обладать своей семантической функцией. Последняя определялась как прямым назначением предмета, так и статусом. Так, завязанный пояс сопровождал человека в течение всей жизни («без пояса ходить грех»). Исследователи отмечают, что ритуальное значение пояса в традиционной культуре сохранялось, как правило, относительно долго и почти повсеместно, а на Русском Севере, особенно среди старообрядческого населения, сохранилось до наших дней.
Не менее интересной была знаковая функция головных уборов, выполнявших в ансамбле женского праздничного костюма не только особую декоративную, но и символическую задачу: «Орнаментация головных уборов надолго удерживала магические символы. Характерно, что форма кокошника в виде месяца или солнца, связанная со световой семантикой, завершала ансамбль костюма точно так же, как символы украшали дом. И не случайно понятие “очелья” с головного убора перенеслось на убранство дома.
Часто цветовая гамма головных уборов отвечала их магическим функциям как оберега. Орнаментальные композиции, украшавшие головные уборы - крестообразные фигуры, зигзаг, треугольники, ромбы, звезды, - общеизвестны как символы жизненной силы и плодородия, солярно-астрального культа. Интересно по поводу происхождения этих узоров в России писал Ф. Буслаев: «Узоры на головных уборах 18-19 веков ведут свое начало из глубокой старины. Внешние формы христианского искусства и культуры уже при самых зачатках нового христианского мира были заимствованы от классических народов, от греков и римлян, а они в свою очередь многое когда-то взяли из предшествовавшей им культуры ранних народностей востока».
В узорах, украшавших праздничные головные уборы северо-русских мастериц, скрывалась реминисценция самых древних общечеловеческих символов. Стихия воздуха представлялась, например, через образ птицы, стихия земли символизировалась растениями, животными, небесное пространство - змеями, а стихия воды - рыбами. Декоративное оформление головного убора участвовало в организации того образа, который «перекликался» с обрядовым значением убора. Не случайно со многими головными уборами напрямую связывали сведения об их магической силе. Например, в этнографических описях 1890-х гг. зафиксирован обычай: во время сватовства при отъезде из дома в карман жениху клали повойник для облегчения сговора с семьей невесты.
Для южных губерний России (Воронежской, Курской, Калужской, Рязанской, Тульской, Орловской, Тамбовской, частично Смоленской) был характерен убор - «сорока», украшенный птичьими перьями и бисером. Известно, что птицу сороку вешали в конюшнях для оберега.
В. И. Даль в середине XIX в. писал о «сороке»: «Это не красивый, но самый богатый убор, уже выходящий из обычая; но мне самому еще случалось видеть сороку в десять тысяч рублей».
Останавливаясь на декоративности головного убора, отвечающей его особому семантическому содержанию, подчеркнем, что в отечественном искусствознании не раз отмечалось, что любой декор, и прежде всего орнаментальный, всегда следовал пропорциям, ритму, членениям костюма, создавая тем самым особый композиционно-пластический строй. Поэтому важным моментом выступал также и характер «вхождения» убора в общую целесообразность и конструктивность праздничного костюма.
Известный исследователь русского крестьянского искусства В. С. Воронов отмечал, что целесообразность - общее и постоянное свойство бытового искусства всех стран; в такой системе целесообразность с необходимостью объединялась с декоративным началом в единую целостность: «Эти два начала, взаимно влияя одно на другое, создают в результате своего объединения своеобразный стиль крестьянского художественного творчества».
Трудно говорить о принципах этого единства в русском народном женском костюме, а тем более в праздничном костюме в связи с большим многообразием его вариантов и типов. Вместе с тем очевидны некоторые общие черты, рождающие сходный образ в одежде различных комплексов. Дело в том, что формы человеческого тела здесь, как правило, не были выявлены, а подчинялись идее замкнутого в себе объема, статике неподвижного образа. Как отмечают исследователи, праздничный костюм лишь приблизительно соотносился с особенностями рельефа человеческого тела, он не выделял его строение, его красоту, но и не скрывал ее. Во многих исследованиях постоянно подчеркивается рациональная конструктивность этого кроя одежды, формирующая сложный, но вполне совершенный барельеф.
Действительно, геометризация проходит как основной принцип сквозь праздничные костюмные ансамбли в самых различных странах. Объединяющие признаки, проявляющиеся прежде всего в пластике и конструкции костюма, продиктованы его целесообразностью в границах крестьянского жизненного уклада. В этом контексте возникает проблема роли всех составляющих костюмного ансамбля с характерным для них традиционным барельефом и уникальным декором.
Особое назначение и функции в этом контексте имели головные уборы: хорошо известно, что при относительной семантической самостоятельности элементов традиционного костюма способ убирать голову был одним из определяющих. Лишь к XIX в. он стал терять свое значение, но и тогда в большой степени он мог задавать общий тон целому решению - праздничности или будничности, торжественности или строгости и т. д. «В наряде русской женщины XVII в. головной убор играл самую важную роль, так как по понятиям того времени женщина не должна была показываться с открытыми волосами. Даже родственники не составляли исключения. Обычай соблюдался так строго, что в Новгороде некоторые женщины стали брить волосы, однако против этого восстала церковь, и бритье вышло из употребления. Обычай строго соблюдался даже в начале XIX в.».
Поэтому в единстве с изучением декоративных характеристик, подчеркивающих обрядовое значение убора, важно понять его общую специфику как гармоничной составляющей ансамблевого костюмного комплекса.
Как известно, костюмный ансамбль часто венчался кокошником - это был самый распространенный головной убор на жесткой основе, характерный для всей России. Формы кокошников, как и обычай закрывать волосы замужним женщинам, очень древние. Возможно, они были заимствованы с ореолов, которые окружали головы святых на иконах. В XVII в. из культурных центров - Москвы и Ярославля - они распространились по России. Бытовавшие во всех северорусских и центральных регионах, а также на территории Сибири и русского Поволжья, они обладали ярко выраженными местными чертами, которые проявлялись в цветовой гамме, покрое, характере украшений. «Кокошник, цельный твердый головной убор, включавшийся в костюм с сарафаном, был различен в разных районах: в Торопецком уезде Псковской губернии - это головной убор с конусообразным верхом - “рогом”, украшенный по очелью “шишками”, в Тверской губернии -высокая шапка с плоским верхом, небольшими наушниками и поднизью, спускавшейся на лоб, в Костромской - головной убор с высоким треугольной формы очельем, украшенным золотой вышивкой, бисером, жемчугом и т. п.».
Другой тип праздничного девичьего убора - венцы - имел несколько форм. Главное их различие заключалось в том, что одни были сплошными, твердыми, а другие - прорезными, гибкими. Твердые венцы в виде подковы обрамляли лицо, подобно нимбу. Как правило, все они украшались вышивкой жемчугом или белым бисером.
Самым торжественным из всех девичьих уборов была коруна - твердый венец в виде хора (выпуклого обруча) с прорезным узором. По своей форме коруна -сложный головной убор, состоящий из органично связанных между собой обода и венка. К твердому ободу, сделанному из проклеенной слоями бумаги и обтянутому хлопчатобумажной тканью или набойкой, прикреплялся венок (венец) - декоративно насыщенная прорезная полоса с волнистыми краями. Коруна была исключительно ритуальным убором, который невеста надевала один раз в жизни, в день свадьбы.
Редкое красочное явление представлял собой праздничный наряд молодых женщин Рязанской, Калужской, Тульской и особенно Орловской губерний. Он определялся ношением украшенной поневы; с поневным комплексом носился один из самых древних и распространенных женских головных уборов, упоминавшийся выше, -«сорока», который состоял из нескольких деталей. Вообще сочетание множества составляющих было самой характерной чертой любого праздничного убора. Один из таких уборов описывает М.Е.Шереметьева: «Головной убор состоял из 8-9 частей: повойника, кички, сороки, позатыльня с увязками, косиц, махров и бантов. На две косы, положенные кругом головы, сперва надевался повойник, поверх него накладывалась двурогая кичка, она делалась из просмоленного и простеганного холста. Рога ее остриями повернуты не назад, как в другой, более новой разновидности южновеликорусской кички, а торчат кверху. Сзади приделывали четырехугольный кусок холста, которым покрывали макушку головы».
Чаще всего в таком сложном ансамбле значительной деталью - по размеру, а следовательно, и по плоскости, занятой орнаментом, - был позатылень: он спускался на шею, на плечи, на спину, часто покрывал лопатки соответственно типу костюма. В своей конструкции позатылень имел достаточно крепкое основание из поперечной тесьмы или сложенной полоски ткани.
Для праздничного головного убора, как и для всего ансамбля праздничного костюма, всегда была характерна простота конструкции. Иными словами, пластика убора была так же «барельефна», как и в костюме. Но если конструкция была проста, то отделка характеризовалась сложностью, изобилием декора. Главный конструктивный принцип крестьянского праздничного костюма - нейтральность по отношению к конкретным особенностям человеческой фигуры - повторял и головной убор как система частично закрываемых друг друга, крепящихся на твердой основе элементов.
В единстве с «нейтральностью» ощущение декоративного богатства создавалось здесь через отделку, через многодельность, перенасыщенность убора всеми возможными материалами и приемами рукоделия. Шерсть, лен, шелк, парча, ленты, тесьма, бусы, жемчуг, узорное ткачество, вышивка, кружевное вязание крючком, аппликация, низание бисером - все это могло украшать голову и входить в семантическую значимость убора, который был достаточно самостоятелен по отношению к другим составляющим праздничного костюма и заключал в себе особый микрокосм, «подкрепленный» соответствующей конструкцией, декором и обрядовым значением. Однако, претендуя на самостоятельную значимость, головной убор в то же время всегда выступал как зрительное и логичное завершение женского крестьянского костюма."
